Письмо

Милая, жинка!

Обычно мои письма адресуются всем, да и содержание их такое, что читать интересно всем. Моя жизнь протекала так, что каждый день приносил новое, яркое, волнующее, которым хотелось поделиться с вами, моими дорогими родными. Но вот настали дни, когда я не слышу привычного гула орудий, треска пулемётов. Исчезла боевая напряжённость, и сразу стало серо и скучно. Сейчас я нахожусь в одном из городов, где пронёсся шквал войны, но уже залечиваются нанесённые раны. Уже работают бани, электростанция и даже кино. По улицам города спешат во всех направлениях домашние хозяйки с сумочками, корзинами. Ребятишки играют в войну на разбитом немецком танке, «изучают» застрявшую на улице немецкую огромную автомашину. Вечерами собираются у железной печки и слушают рассказы бойцов о жарких битвах, из которых они совсем недавно вышли. И вот я, выполняя определённое задание, задержался в этом городке. Несколько дней я был этому доволен, потому что было много работы, а вот вчера, сегодня, когда всё дело закружилось и пошло своим чередом, я не знаю, куда себя деть. Мне мало этой работы, я скучаю по фронту. Теперь мне понятно горячее желание ехать на фронт тех, кто там уже побывал. Руки чешутся, как говорят, а приложить их некуда, и каждый день я ожидаю с тревогой, что возможна отсрочка выезда ещё и ещё.

Милая Зойка! Теперь я каждый вечер беру в руки твою и сына фотокарточку и долго смотрю на вас – моих любимых, частицу моего сердца, моей жизни. И какая-то боль пройдёт в сердце – нет вас со мной, не слышу я твоего звонкого голоса, не вижу твоей маленькой фигурки, знакомой, как моё собственное тело, и такой, даже больше, дорогой. Как бы хотелось в эти часы, когда можно думать и мечтать, быть с тобой, моей любимой жинкой, с которой связано всё моё существование. Как хотелось бы посадить вас с сыном на колени и, сидя в нашей маленькой комнате, долго-долго говорить вам о виденном, пережитом, о любви к тебе, милая, о любви к сыну. У меня сейчас жизнь обставлена, если можно так сказать, роскошно. Прекрасная квартира, культурная интеллигентная семья, женский состав которой (а их всего 4) по вечерам просят меня почитать им газету вслух, патефон с хорошими пластинками, мягкий диван – моё ложе. Но мне так не хочется идти в этот дом, когда мне уже нечего делать. Меня раздражает всё это, даже не знаю почему. И, как только предоставляется возможность, я уединяюсь в гостиную, достаю вашу карточку и отдаюсь мыслями о вас, о тебе, моя родная Зойка. Помни – никто и ничто не в состоянии затмить твой образ в моём сердце, разве только ты сама. Но я верю, что ты всегда будешь только моей, и с этой мыслью я, глядя на карточку, лечу через тысячи километров, разделяющих нас, к тебе, обнимаю тебя до безумия, сжимаю до боли в своих объятиях.

Долго сижу я, пока не приходит кто-либо из хозяек с приглашением пить чай или читать газету. Жалко возвращаться к действительности из этих грёз. Если удаётся, я вежливо отказываюсь и ложусь спать, чтобы во сне разбудить мысли о тебе, о сыне и увидеть вас ярче, чем в мечтах.

Дорогая моя, об одном я тебе буду напоминать: умоляю, береги себя, береги своё здоровье, мы скоро с тобой встретимся. Что значит, предположим, год разлуки для такой любви, которая нас связывает? Но ты должна беречь себя к этому радостному дню, когда мы снова обнимем друг друга, когда снова оба утром будем спешить в Институт – я на лекцию, а ты – в свою лабораторию. Окончится война, исчезнет кошмар истребления всего чистого, культурного, счастливого, кошмар, который несут на своих штыках и грязных сапогах немецкие полчища. Этот кошмар будет уничтожен и развеян.

Мне страшно понравилась одна фраза в одной из газетных статей: «Если любить жизнь, то ты должен убить смерть». Это именно так. Мы убиваем смерть, убиваем ради того, чтобы жить, работать, строить новое, прекрасное, чтобы любить. На наших плечах мы несём лучи солнца будущего, наши пули – это слёзы замученных немцами, они уничтожают смерть, ибо бьют без про-маха. Скоро-скоро жизнь придёт на поруганную землю, где про-шли варвары XX века, и тогда мы будем снова вместе.

Зоинька, береги себя! Сегодня я получил твоё письмо от 24 января. Ты о предстоящей весне. Нужно будет работать много дома, на предприятии. Не выезжай по возможности никуда. Ведь так много нужно сделать здесь у вас на месте. А это всё же обеспечит жизнь и нормальные условия сыну. Уедешь ты, можно потерять и сына, а это единственное наше утешение. Не забывай об этом никогда.

Ты должна понимать, как дорога ты мне, понимать это по себе. Ведь ты настолько беспокоишься обо мне, тебя глубоко волнует моё здоровье, моя жизнь. Точно то же самое переживаю и я. Поэтому делай так, как хотела бы ты, чтобы делал я.

До сих пор ты ничего не пишешь, получаете ли вы деньги по аттестату. Это меня беспокоит. В предыдущем письме я послал квитанции своих переводов и опись включения ценного письма.

Если, что-либо потерялось – ходатайствуй, разыскивай. Кроме этого аттестата я буду посылать ещё, но вы питайтесь как можно лучше. Я хотел написать письмо начальнику Томского военторга, но не знаю адреса. Попробую написать в Горисполком, а ты одновременно попроси Шмаргунова от моего имени, чтобы он воздействовал на этого типа и чтобы тот выдал необходимое количество талонов на обеды.

Передавай горячий фронтовой привет нашим:

Шмаргунову и М.Ал. Бетехтину,

Болашову И.А.

Мартыненко,

Кузьмину А.М.,

Приходько М.И.,

Ткаченко А.Я.,

Шахову Ф.Н.

И если увидишь, – Детлову, ну и всем другим, по твоему усмотрению. Зойка! Что ты выдумываешь, что такие письма не интересны?

Они мне дороги, как прикосновение твоей руки сейчас, когда ты так далеко. Пиши, пожалуйста, чаще. Сейчас я письма твои по-лучил на 12-й день – видишь, в два раза быстрее, чем было. Ну, всё.

Крепко целую, твой Мишка.

18 февраля

Добрый день!

Мама, Зоя, Валерик, Вера, Сима и все родные и знакомые. Пишу вам после продолжительного молчания, много времени провёл в до-роге, передвигался почти на всех видах транспорта (за исключением самолёта). Начался второй этап моей боевой жизни в новых условиях, более сложных, нежели это было до сих пор. Война здесь встала во всём своём грозном величии. Отчаянное сопротивление врага, бросающего в бой свои резервы, налагает отпечаток и на наши действия. Всю грозную мощь нашего оружия обрушивает на сопротивляющегося врага наша армия, ломает его оборону и неумолимо стальной стеной продолжает двигаться вперёд на запад.

Работа моя протекает пока успешно, хотя требует большого внимания и сил. С Петром я ещё не виделся, да и письма ему ещё пока не писал – потому же, почему и вам. Он, знаю, крепко воюет с немцами. Не знаю, как он здоров. Возможно, выберу сегодня времечко написать ему.

Пишу, тороплюсь, поэтому письмо мало интересное. Напишу подробно позже, быть может, завтра.

А сейчас пока, это только о том, что я жив и здоров. Жду пи-сем от вас – на многие мои ещё не получил ответа. Вот уже неделя, как я не получаю от вас ничего. Но это я объясняю тем, что место расположения моё изменилось, возможно, это сказалось и на доставке писем от вас.

Пишите подробно, как вы живете, отвечайте на мои письма, на все мои вопросы. Получили ли посылку.

На днях получу деньги, пошлю перевод. Ну, пока всё. Почтальон стоит за спиной и торопит – сейчас уезжает на почту.

Целую, крепко всех.

Ваш Миша.