Письмо

20 июня 1909 г.

Моя маленькая Лена, снова так скучно стало, что передать не могу. Тоска усиливается от того, что положение продолжает быть таким же неопределенным. Из Петербурга ничего не сообщают, ответ из Контроля еще не пришел. В консисторию надо будет идти самому, уже имея все документы, т.е. только в среду. Затем, судя по тому, что узнали о консистории, с ними сладиться будет очень трудно. Я думаю, что нам в конце концов надо будет обвенчаться, как говорил Муравьев, где-то около Твери и просто иметь дело с одним священником. Так, по крайней мере, все советовали маме в Петербурге, т.е. и Таганцев, и Евреинов и другие. Ты пока ни о чем этом не говори тете Лиде.

По-моему, всё затруднение в нашем случае заключается в том, чтобы найти священника. А уж раз мы будет обвенчаны, никакой разницы между нашим браком и обыкновенными браками двоюродных не будет. Таких очень много, однако о расторжении их никогда ничего не слышно. Значит действительно без доноса лиц материально заинтересованных их никогда не расторгают и не могут расторгнуть, потому что это зависит не от мелких консисторских крыс. Для чего же, спрашивается, нам иметь еще какие-то особые документы из консистории, когда никто почти их никогда не берет? Ни у Лидиньки, ни у моих родителей их нет.

Николай Викторович со свойственным ему желанием всегда все сделать для меня, даже когда это невозможно, говорит, что нужно идти через консисторию. Но хорошо выбрасывать тысячи, если они есть; а, если положение и без того стесненное, да еще ничего не имеется верного впереди, то я буду чувствовать себя очень неприятно, что на меня делают крупную трату в такое время. Я знаю, моя добренькая девочка, что и ты скажешь то же самое. Ты у меня такая милая, такая хорошая. Я считаю совершенно возможным ручаться за тебя, даже не спрашивая тебя об этом, потому что я в тебе уверен и всегда на тебя положусь как на каменную гору.

Я боюсь, что выйдет задержка с Петербургскими делами. С этим ничего не сделаешь; это уже рок, от нас независящий. Не знаю, как почерпнуть в этом случае сил для терпения. Дай Бог, этого не будет. Но из-за каких-то формальностей и неудобств держать нас порознь - это жестоко. Я и так в душе бранюсь, что тебя увезли, когда становится прямо

невтерпёж от тоски. До свидания Ленуся, сокровище мое. Целую. Весь твой Андрей