Письмо

13 июня 1909 г.

Милая Леля, Василий Викторович получил сегодня письмо из Отрады. Я утешаю себя мыслями, что ты не написала, потому что […] с Эшами; а все таки в голову лезут вопросы, пишешь ли ты мне и любишь ли ты меня.

Василий Викторович уехал в Ярославль оценивать имение Урусовых, у которых он проживет с неделю. Я ему внушал очень долго, чтобы он ни в каком случае им не проболтался о свадьбе и то же самое ему сказать Николаю Викторовичу. Надо было подыскать дипломатическую причину безусловной необходимости молчания.

Я ему наплел, что Истомины к нам относятся враждебно, что они в то же время знакомы с митрополитом и с консисторскими кругами, следовательно консистория будет усиленно бояться, как бы слухи о них не дошли до митрополита и заломят в десять раз большую цену. (Такое чисто денежное соображение должно было быть особенно веским в глазах Василия Викторовича). Если же Урусовы будут знать о свадьбе, то они, конечно, не скроют это от Истоминых, а те будут болтать на всех перекрестках. Кажется, мне удалось его запугать; по крайней мере, он несколько раз повторил обещание ничего не говорить. Сегодня ровно месяц, как зашел разговор о свадьбе у нас с тобой. Помнишь, как ты сначала и слышать не хотела? Как раз сегодня вернулся наш священник. Я пошел на службу, и после службы с ним разговаривал. С завтрашнего дня начнется оглашение; во второй раз оглашени будет в воскресенье 21-го, и в третий и последний в среду 24-го июня. С завтрашнего дня я начинаю говеть; исповедоваться буду в четверг и причащаться в пятницу. Разумеется, моё говение может нарушиться и перенестись на другую неделю, если нас вызовут в Петербург. Батюшка очень мил. Он обещал лично съездить в среду в консисторию, узнать обо всех условиях окончательно, потому что у меня будет слишком смущенный вид и консисторский чиновник этим воспользуется.

Затем я должен буду явиться с его письмом к чиновнику, передать ему свои документы и разговаривать с глазу на глаз. Он мне передаст, в какой церкви нас будут венчать и мне надо будет туда съездить, чтобы заблаговременно переговорить со священником. Для свадьбы необходимы будут паспорта и свидетельства о говении. Тебе надо будет приехать за несколько дней, чтобы получить свидетельство самой из церкви Спаса на Бору. Чтобы было поменьше сходства между нашими именами, я буду фигурировать в оглашении как потомственный дворянин, а ты как дочь статского советника. День свадьбы будет назначен заранее. К этому дню уже нельзя опаздывать, иначе это вызовет осложнения и может привести к нежелательной огласке. Вообще, лучше по словам священника, возможно скорее за оглашением. По-видимому, к 1-му июля все будет готово. С одной стороны мне тебя ужасно хочется увидеть и чисто по эгоистические соображения толкали назначить 1-ое число, как мы с тобой говорили в самом начале. С другой стороны я чувствовал себя неловко по отношению к тебе и тете Лиде – диктовать Вам не спрося день, когда Вы должны выехать. Я не решался; но потом мне вдруг стало страшно откладывать, страшно, что может что-нибудь случиться, и чем дольше будет тянуться разлука, тем страшнее. Итак – в среду 18-го батюшка уже будет говорить о первом числе. Все наши и Василий Викторович согласились на первое.

Лелик, милый, меня ужасно мучает, что, может быть, ты меня любишь меньше; настолько меньше, что не захочется уезжать из Отрады. Если ты поедешь с тяжелым чувством, или нехотя, мне это будет ужасно тяжело. А вдруг вовсе не приедешь? Эта мысль по временам пронизывает меня, как кошмар. Может быть, все эти сомнения меня грызут просто от того, что третий день мне нездоровится? Насморк в три ручья и хриплю. То боюсь, что тебе кто-нибудь понравится за этот месяц, то, - что ты просто охладеешь ко мне. Когда залезут такие мысли, хочется, как тогда, в Петербурге, простудиться посильнее, чтобы хватил карачун. Это все глупости. Ведь ты меня будешь любить, моя девочка? Скажи.

Если бы я слег и захворал опасно, то я тебя вызову в Москву. Обещай мне, что и ты меня позвала бы, если бы что-нибудь с тобой случилось.

До сидения, родная

Твой Андрей